Евгения Симонова и Андрей Эшпай на радио Маяк

ГАЛИЦКАЯ: Вам приходилось бывать в Локарно?



СИМОНОВА: Да, я была там ровно 30 лет тому назад с картиной Георгий Данелии «Афоня» вместе с исполнителем главной роли Леонидом Куравлевым.



ПЛАХОВ: Этот фильм был в конкурсе?



СИМОНОВА: Сейчас мне трудно сказать, был ли он в конкурсе или в какой-то другой программе. Помню, что произвел он довольно странное впечатление. Картина же пользовалась сумасшедшим успехом у нас, а там зрители были в некоторой растерянности. Помню, один журналист подошел ко мне и попросил объяснить, в чем специфика. Если зрители помнят, там герой - слесарь-сантехник, который перетаскивает раковины из одной квартиры в другую. Журналист меня спросил, почему при слове «чешская раковина» у людей светлеет взор и такой экстаз наступает? Так что картину там встретили специфически.



ПЛАХОВ: А как вам вообще показался фестиваль?



СИМОНОВА: Это был один из моих первых выездов за границу. Тогда все это производило очень мощное впечатление, тем более что мы прилетели в Берн. Из Берна мы ехали на машине через перевал, через Альпы. Это было сумасшедшее путешествие. Локарно - очень красивое место.



ГАЛИЦКАЯ: Думаю, что 30 лет спустя место не стало хуже, а наоборот - лучше. Кроме того, теперь вы едите с фильмом, в котором играете главную роль. Думаю, для российских зрителей это тоже большой подарок, потому что давно вас не видели на киноэкране.



ПЛАХОВ: По крайней мере в такой большой и яркой роли, с которой хочу вас поздравить. А Андрея Эшпая хочу поздравить с тем, что появилась эта картина. Хотелось бы узнать о предыстории ее возникновения.



ГАЛИЦКАЯ: Я читала, что где-то лет 6 назад вам в руки попал этот сценарий.



ЭШПАЙ: Да, это давняя история. Как замыслы созревают - это одна история. Как они реализуются - это еще одна история. Мы все знаем потрясающего русского писателя Виктора Некрасова, который написал «В окопах Сталинграда», человека воевавшего. С другой стороны, он до 6 лет жил в Лозанне. У него удивительная судьба. Потом он уже был выслан. Как вы знаете, умер он в Париже. По одной из его повестей, «Кира Георгиевна», Эльга Лындина, наш кинодраматург, в свое время написала киносценарий. Как-то в разговоре она упомянула, что есть такая повесть и есть такой сценарий. Она обратила на это мое внимание.



Я всегда находился в особенном отношении к писателю Некрасову. Когда мы формировали свое мнение о том, как мы будем относиться к Сталину, когда снимали «Детей Арбата», были чудовищные стереотипы. В одной из автобиографических повестей Некрасова есть 6 страниц сцены, где его к себе вызвал Сталин. Это потрясающе. Это стало для нас с Максимом Сухановым ключом к этому образу. Я с нетерпением прочитал «Киру Георгиевну», которую я не знал, хотя она была издана в «Новом мире» еще при Твардовском. И понял, что это будет очень интересно. Было сразу очевидно, что это должна была играть Женя. Мы стали пытаться найти финансирование. Поиск продолжался очень долго. Я очень благодарен Министерству культуры и его руководству за то, что они поддержали этот проект. Только после съемок «Детей Арбата» я приступил к этому фильму.



Длинная предыстория. В конечном итоге в прошлом году (июль-сентябрь) мы снимали этот фильм в Москве и под Москвой. Это был очень напряженный, очень интересный период. У Некрасова очень яркое ощущение мира. Даже в этой своей встрече со Сталиным он находил юмор. В «Кире Георгиевне» это вот острое ощущение мира, когда в драматическом можно уловить комическое, дает современное звучание.



ПЛАХОВ: Действие картины происходит в 1961 году? Последнее время наблюдается большой интерес к этой эпохе среди наших кинематографистов. С чем связан интерес у вас?



ЭШПАЙ: Считаю, что тут достаточно простая ситуация. Этот период - это ощущение свободы. То, что в фильме есть споры скульпторов о том, какие есть возможности и как надо себя вести в художественном пространстве, чему надо следовать. Если и подходили к этому периоду, то всегда он был все равно закрыт. Когда сейчас кино открылось, ожило, появилась возможность, хочется просто сказать об этом что-то. Для меня лично, если вы заметили, фоном одного разговора звучит песня моего отца Андрея Эшпая. Эта песня тогда была гипер-хитом, ее пели все. Я понимал, что это происходило и как это происходило. Для меня это тоже было признаком свободы, это было дыхание свободы.



Мужа Киры Георгиевны играет Сергей Дрейден, его соседа играет Николай Чиндяйкин.



ПЛАХОВ: Муж Киры Георгиевны смотрит постоянно фильм, который они вместе сняли в Италии.



ЭШПАЙ: У Некрасова ведь были две поездки в Италию. Он действительно писал к этому фильму авторский текст, это голос за кадром. Второе произведение, которое использовано в фильме, «В высшей степени странная история» - это как раз та история, когда сам Виктор Платонович говорит, что в этом рассказе он точно видел этот кусок, когда молодой человек, который шел навстречу с женщиной, повернулся, но не пошел за ней. Он пишет, что ему так хотелось, чтобы он пошел за ней, а он не пошел. Один раз, пишет он, я пришел в студию, выпив лишнего, но он пошел за ней. После этого я фильм не видел.



ГАЛИЦКАЯ: Интересно, что, несмотря на личное отношение к писателю Виктору Некрасову, вы тоже не знали эту повесть - «Кира Георгиевна». Боюсь, что сейчас очень для многих людей имя Виктора Некрасова вообще ничего не говорит. Почему, как вы думаете, сейчас не издают его книги?



ЭШПАЙ: Сейчас был издан большой том его сочинений. «В окопах Сталинграда» все время переиздают. В последнем издании есть и «Кира Георгиевна». В большом томе собраны все его сочинения и очерки. Наше поколение его очень хорошо знает, а молодые - дай Бог. Ведь и экранизаций не было. Насколько я помню, было два фильма по его прозе. Первый - это «Солдаты» со Смоктуновским. Второй фильм был не очень удачный. Думаю, что «Многоточие» - третья экранизация Виктора Некрасова.



ГАЛИЦКАЯ: Такая роль - просто подарок для актрисы. Думаю, подарок и для зрителей, потому что очень редко в нашем кино рассказывают историю взрослой женщины. Женя, что вы думаете по поводу своей героини? Насколько она - это вы?



СИМОНОВА: В повести она была немножко другая. Я сначала прочла сценарий, потом прочла повесть. Сначала я прочла первый вариант сценария, потом он претерпевал очень мощные изменения, и героиня тоже. В первоначальном моем ощущении она была от меня довольно далекая. Потом уже на съемках возникла какая-то женщина с присущими мне качествами. Меня очень смущало ее увлечение молодым мальчиком. Ей 42 или 43 года. Для меня это было очень существенно. Я часто говорю про свой возраст. Но согласитесь, что женщина в 42 года и в 50 - это существенная разница.



Когда я ее играла, мне было 50 лет. Мы попытались как-то изменить форму прически, чтобы немножко сдвинуть временной разрыв.



После картины мы говорили с Чулпан Хаматовой, мы это обсуждали. В фильме есть планы, где я действительно выгляжу моложе, а есть сцены , где я выгляжу на возраст.



ПЛАХОВ: Но это же сделано специально. Ведь в какой-то момент в фильме вы действительно становитесь молодой женщиной внутренне, а в какой-то момент возвращаетесь в свои годы.



СИМОНОВА: От этого, мне кажется, история приобретает некий драматизм, потому что женщина уже не в том возрасте, когда что-то можно поменять, когда еще можно вернуться к какой-то другой жизни.



ЭШПАЙ: Самое страшное, что там не надо менять. Какие отношения у нее с Николаем Ивановичем, какой сам Николай Иванович. Он мог быть разным.



СИМОНОВА: В повести он значительно старше ее.



ЭШПАЙ: Понятно, что у них очень хорошие отношения. Там есть настоящая любовь.



СИМОНОВА: И настоящая связь, которая где-то в порах. Когда произошел этот сговор с Дрейденом, я поняла, что он будет, я сказала: Андрей, ты очень мощно мою жизнь усложнил и жизнь этой женщины, потому что было написано, что между ними 20 лет разница, что он такой пожилой. Там совершенно другая морально-этическая история, что в этом возрасте его оставить нельзя. Но было ясно, что это два человека, которые живут параллельно. Поэтому она все делала очень легко.



Там описан и роман с мальчиком. Они едут на дачу, проводят вместе ночь. Это для меня было совершенно невозможно. С Эльгой Лындиной мы спорили. Мне была очень важно, что это для нее не типично, что отношения с ее мужем таковы, что он дает ей полную свободу, но именно оттого, что он верит ей. Он знает, что можно увлекаться, но есть некая черта, которую она никогда не переступала.



Когда вдруг к ней возвращается прошлое, когда она оказывается в новой ипостаси, для меня было очень важно, что это женщина верная.



ЭШПАЙ: Это сцена голого танго.



ГАЛИЦКАЯ: Совершенно роскошная сцена. По-моему, Лавровский делал пластику?



ЭШПАЙ: Это совместное изобретение, Жени Цыганова в том числе. Была достаточно жесткая сцена. Когда мы стали понимать, что гораздо трагичнее появление. Получается две любви, и обесценивается появление Вадима. Тогда возник некий образ чего-то уходящего. То, к чему стремишься всегда, к какому-то пониманию, к какому-то полету. Этот танец получился.



СИМОНОВА: Но при этом грань не перейдена.



ЭШПАЙ: Когда мы снимали, было ощущение, что героиня попадает в какой-то другой свет, эта река, мама, с которой тогда, в 1937, он сказал, я тебя познакомлю. Тогда это было легко, пошли расписались, не было ничего - ни церкви, расписались и все. Потом его арестовали, и он не познакомил, сказал, завтра, а познакомил через 25 лет. Это ощущение все время возникало. Кира Георгиевна все время задается вопросом, где это, когда, где этот отрезок, где это многоточие стоящее? Картина называется «Многоточие». Нет куска жизни, это пропущенное что-то, пропущенная четверть века. И опять возникающая любовь.



ГАЛИЦКАЯ: А вообще вот это ощущение каких-то пропущенных вещей, вот того, что не произошло, что близко или могло бы быть, здесь сразу видна преемственность русской литературы, очень много от Чехова в этом фильме.



ПЛАХОВ: Ну там есть даже цитаты из Чехова.



ГАЛИЦКАЯ: Чеховская атмосфера. Мне кажется, может быть, для актрисы Симоновой как раз мало сыгранный на сцене Чехов, а здесь вот получилась такая чеховская роль, да?



СИМОНОВА: Да. У меня же с кино вообще произошло достаточно драматично, потому что я очень много снималась в молодости. И потом, когда мне казалось, что чего-то набрала и вот сейчас-то оно начнется, у меня все закончилось.



ЭШПАЙ: Чехов был замечательный у Желакявичуса.



СИМОНОВА: Да, но мне было 25 лет, это была, может быть, одна из самых моих серьезных ролей.



ПЛАХОВ: Да, я помню эту роль замечательную.



ГАЛИЦКАЯ: А я не видела. Что это, скажите?



ЭШПАЙ:«Рассказ интересного человека», Тараторкин и Симонова.



СИМОНОВА: А потом с 30-ти до 40-ка, самое такое золотое сечение, когда еще все-таки старость не на пороге, но когда есть уже какое-то ремесло, приобретенное все-таки. Хотя в кино так я, в общем, и не освоилась до конца, я все равно там в гостях. И это выпало совсем, какие-то были картины случайные, проходные. А потом пять лет я вообще не снималась, но Андрюша меня реанимировал.





ПЛАХОВ: Да и кино отчасти не то что кончилось, оно просто перешло в какую-то другую стадию.



СИМОНОВА: Это были такие годы, когда на «Мосфильме» ничего не происходило.



ПЛАХОВ: Ваша картина мне напомнила какие-то и мои любимые фильмы, и вообще очень знаменитые фильмы советского кино. Например, словосочетание «Кира Георгиевна» напоминает о Кире Муратовой неизбежно, хотя, наверное, это случайное совпадение.



ГАЛИЦКАЯ: Абсолютно случайное. И, по-моему, даже спрашивали ее об этом.



ПЛАХОВ: Или, например, то, что сыграла Зинаида Шарко в «Долгих проводах». Мне кажется, у вас роль именно такого класса и такого качества. Причем, и фильм сам напоминает то кино, которое уже сейчас не существует, оно забыто.



ГАЛИЦКАЯ: Потому что там очень много нюансов, там есть погружение во внутренний мир.



ПЛАХОВ: И оказывается, оно существует, вам удалось его возродить, вот с какими-то нюансами, какими-то тонкими пластическими и психологическими чертами. Все это так вот соединилось удивительно. Вы сами опирались на кинематографический опыт своих коллег, предшественников?



ЭШПАЙ: Безусловно. И я думаю, что мы говорим об этой эпохе. Мой любимый фильм Марлена Хуциева «Мне 20 лет». Думаю, что для нашего поколения это был человек, которого мы просто боготворили.



ГАЛИЦКАЯ: Ну это абсолютная классика уже.



ЭШПАЙ: Конечно, его образы существуют помимо моего сознательного включения, условно говоря, как творчество моего отца Андрея Эшпая. Оно во мне существует, и какие-то образы, и даже если я использую другую музыку, все равно это для меня основной какой-то двигатель и направление, по которому я двигаюсь. И стилистика, и ритмы - все вместе, понимаете? Поэтому что касается кинематографа, естественно, мои учителя - Кулиджанов и Лиознова. К счастью, я успел снять документальный фильм о Льве Александровиче. Я снимал сентябрь, октябрь, ноябрь 2001 года, и ему показал. А в феврале его не стало.



Он там сказал такую вещь: ты знаешь, в свое время мне заказали статью для американского какого-то журнала крупного о семи великих кинематографиях мира. И среди них была советская кинематография. Она была закрытой, естественно, она была закрытой, но это была большая кинематография, которая была наполнена шедеврами, как и совершенно тупыми идеологическими вещами. Но за счет того, что, я абсолютно убежден, что внутри кинематографической среды был какой-то свой язык, который позволял этим фильмам создаваться, может быть, не выходить, но они были сделаны. Думаю, что в этом смысле, конечно, огромная заслуга и самого Кулиджанова, который был человек умнейший, он понимал это и умел балансировать, сдерживать эти власти. Это все фигуры сложные и непростые, в особенности в 50-е годы, например, творчество того же Кулиджанова - «Дом, в котором я живу», «Когда деревья были большими». Здесь к этому фильм Лиозновой (мой второй мастер) «Три тополя на Плющихе». Наверное, вот эта эмоциональность, основанная на атмосфере, на характере, на подробности...



ГАЛИЦКАЯ: И недоговоренности.



ЭШПАЙ: И недоговоренности, которая есть в фильме «Три тополя на Плющихе». Изумительная картина, и по эмоции она потрясающая. «Летят журавли «, «Баллада о солдате» - это совершенно уникальные примеры. Конечно, я должен был прикоснуться к этой среде, естественно, только зная, какой она была. В какой-то степени это и стилизация. Другое дело, что это все глубоко во мне есть, и поэтому это такая естественная стилизация. С другой стороны, я впрямую не мог двигаться по их же пути. И вот, скажем, в начале идет этот каркас.



ПЛАХОВ: Имеется в виду каркас, поставленный в мастерской скульптора.



ЭШПАЙ: Та скульптура, над которой работает в